. . .

Евгений Морозов: «Погибель брата я принял и иду далее» | статьи на kinogo-go

Евгений Морозов, сыгравший главную роль в нашумевшем телесериале «Зулейха открывает глаза», известен не только лишь как актер, да и режиссер, и сценарист. А именно, он был одним из сценаристов телесериала «Лондонград». На данный момент Евгений работает над проектом, который в чем-­то будет автобиографичным. Ведь его актуальный сценарий развивался прямо по канонам драматургии: сначала герой заблуждается и находится в конфликте с миром и близкими людьми, сталкивается со гибелью и в конце концов просыпается. Подробности — в интервью журнальчика «Атмосфера».

— Евгений, понимаю, что Патриаршие пруды, где мы встречаемся, — одно из ваших возлюбленных мест в Москве. А почему?

— Да, одно из возлюбленных. Мне нравится «европейскость» этого места, тут все — и дома, и переулки — малюсенькое. Еще проживая в Симферополе, я читал «Мастера и Маргариту», любил этот роман, даже играл в спектакле симферопольского театра 1-го из мертвецов на балу Воланда. И, тогда еще не зная Москву, представлял для себя это пространство, которое описывал Булгаков. А когда по сути в первый раз оказался на Патриарших, было чувство, что все конкретно так, как я для себя и нафантазировал. Еще мне доставляет наслаждение идея, что вся эта профессиональная братия: Олеша, Ильф и Петров, Булгаков, тусовались здесь, бузили, выпивали, обивали пороги издательств, прогуливались той же дорогой, что и я на данный момент.

— Когда вы приехали в Москву, избрали для жизни центр городка?

— Нет, это была ВДНХ, рядом со ВГИКом. У меня до сего времени голодный спазм, когда я оказываюсь в том районе, сходу охото что-­то приобрести поесть, потеплее одеться. (Смеется.) Это время было нелегким для меня. Просто поэтому, что, как выяснилось, юноша я чувствительный и ласковый, но привык закрывать все это напускной злостью и нередко получал «ответку». Я не умел ни расслабляться, ни отдыхать, загнал себя в какой-­то тяжкий «шахтерский труд», предъявлял завышенные требования к для себя. Я привез это из той рабочей среды, где прошло мое детство. Потому незначительно погубил для себя легкость студенчества, это была таковая смесь голода и фантазий, фейерверков.

— А если б вы остались в Симферополе, вас бы ждало рабочее будущее?

— Да бог его понимает. Сейчас я могу это признать: мы не одни в этом мире, нас ведут. В детстве я ощущал, что меня как будто кто-­то в спину подталкивает, помогая создать выбор. Прямо чутко помню эту историю, когда решал: пойти ли мне на тренировку на футбол либо с парнями в подвал тусоваться. Так было, когда я по протекции родителей поступал в жд техникум. Было такое клише, что опосля девятого класса юноша должен получить рабочую специальность, уметь что-­то созодать руками. Я не осознавал, для чего мне это, но покорливо понес документы. И притом, что постоянно отлично обучался, ухитрился завалить экзамен по арифметике. Так что меня не приняли даже с «могущественной» протекцией моих родителей. Я был в горе, поэтому что разочаровал их. А на данный момент понимаю, какое здорово, что все сложилось конкретно так. Я никак не умаляю работу железнодорожников, но все это жутко далековато от меня. И так было постоянно: меня вели. Я приехал в Москву, поступил на курс к Андрею Владимировичу Панину, а через месяц возвратился назад в Симферополь. У меня там осталась возлюбленная женщина, а Москва казалась страшным городом. Но, чуть приняв такое решение, сообразил, какую гигантскую ошибку сделал. Стал звонить собственному мастеру, и он произнес, что ожидает меня. Но предупредил, что последующего шанса может и не быть.

"Годы спустя я сообразил, что практически ее бросил. Гласил, что уезжаю ради нас, нашего светлого грядущего. При всем этом определенного плана не было"Фото: Мигель

— А женщина оценила, что ради нее вы рискнули будущим?

— Годы спустя я сообразил, что практически ее бросил. Я гласил, что уезжаю ради нас, нашего светлого грядущего. При всем этом никакого определенного плана у меня не было, одни лозунги. И она поступила по-­женски весьма мудро, сказав, что не стоит далее тянуть эту волынку. Я еще пару лет на нее дулся, считал, что она кинула наши эталоны. Какие эталоны?! Но на данный момент мы друзья. Это мой родной человек. Ее зовут Тоня.

— В Москве вы ощущали себя сиротливо?

— Я сейчас адепт утверждения: что излучаешь, то и получаешь. Оно звучит примитивно на 1-ый взор, но это по сути так. В Москве ты можешь хоть какого человека повстречать, президента, миллиардера — вопросец в том, что ты транслируешь, какие круги для тебя нужно пройти, с теми и бежишь этот спринт, случайных людей не бывает.

— Вы ранее увлекались экстремальными видами спорта, а когда произошла та трагическая случайность и вы повредили позвоночник во время прыжка, стали по-­другому относиться к для себя?

— Естественно, это уже на уровне инстинкта. Помню, в том году были съемки, и было надо нырять в воду со горы. Прозрачная вода, никаких камешков, глубина метра четыре — не небезопасно. Но я отказался. Играя в футбол, делаю это на данный момент наиболее осторожно. Каждое утро разминаю руки и шейку, поэтому что, если не размять, будет тянуть. Меня предупреждали докторы, что безо всяких следов все не пройдет. Так что я поставил себя в наиболее сложные условия своим непродуманным поступком.

— Вы это восприняли как урок?

— Ранее задумывался, что урок, а сейчас воспринимаю как подсказку. Высшие силы мудры, это мы как дурачки от их отворачиваемся. Хорошо, не все люди, буду за себя гласить. Я постоянно задумывался, что необходимо управляться самому, исходя из собственного бедного духовного опыта рабочего района. А там Бог изгнан почаще всего. Но по сути он постоянно с нами. Как на той известной картине Микеланджело, где человек тянется к Богу. Всевышний постоянно стоит с протянутой к нам рукою помощи. Это мы от него отворачиваемся. Это мы стоим к нему спиной и причитаем, что Бог нас покинул. А всего-­то и нужно — развернуться.

— Отец, наверняка, не принял вашего решения стать актером? Это идет вразрез с ценностями рабочего района?

— Он постоянно жил собственной жизнью, своими ценностями, мне непонятными. Я не могу ассоциировать и утверждать, кто из нас умнее, краше духовно. Просто у нас перпендикулярно различные взоры на мир, не уверен, что он до конца понимает, чем я занимаюсь. Я с отцом, может, несколько раз в собственной жизни говорил по душам. Мы не близки. Это не жалоба, уже прошли все обиды. Просто установление факта. Физиологический процесс сотворения человека — дело нехитрое и даже приносит наслаждение, мужчине в индивидуальности. Но что далее? Если ты сам себя до конца не понимаешь, то и ребенку делаешь больно. Меж мной и моими родителями постоянно стояла стенка их собственного недопонимания себя, у нас не было контакта. Они отличные люди, не злые, но им бы себя отыскать за тем большим количеством псевдоценностей, которые им внушили. Когда я узнаю истории собственных бабушек и дедушек, понимаю, что все разумно: такие томные судьбы оказывают воздействие и на деток. Счастье, что я выкарабкался оттуда. Может, это режиссерское свойство, но при взоре на человека я догадываюсь, как он живет не собственной жизнью. Я сам до 30 с излишним лет провел будто бы в тумане, моя реальная жизнь шла параллельно, как трамвайный путь, на который ты не можешь запрыгнуть. Но на данный момент пришло взрослое понимание того, что я сам несу ответственность за себя. Не так давно я опять оказался в родных краях, ездил на денек рождения дедушки, ему исполнилось девяносто три года. Приехал сюрпризом, никого не предупредив. Не хотелось создавать доборной суеты. Папа был весьма удивлен, даже задал вопрос: «У тебя все нормально?» И я, при этом уже без всяких обид, дал ответ: «Запоздал ты, пап, с сиим вопросцем лет на 30». А он вдумчиво так поглядел: может, ты и прав. Это такие редчайшие бриллианты наших духовных сцепок.

"Меж мной и моими родителями постоянно стояла стенка их собственного недопонимания себя, у нас не было контакта. Мы не близки"Фото: Мигель

— Самое ужасное, когда нет любви, остальное можно простить. Они обожают как могут.

— В том-­то и дело. Просто оказалось, что я весьма ласковый, гиперчувствительный ребенок. И та любовь, которую я получал… наверняка, не насыщала меня. Это как различная кухня. Лишь уехав в Москву и начав питаться так, как мне по вкусу, я сообразил, как грубой и жирной была «еда» рабочего района. Они обожают, и у меня нет претензий, но я говорю про различные ценности и отсутствие контакта.

— Ваш младший брат, который принял решение уйти из жизни, возможно, тоже от этого мучился. Не чувствуете вину? Ведь старший брат — 2-ой отец.

— Я ранее этого не осознавал… В драматургии есть такое понятие, как путь героя. И часть этого пути — в том, чтоб принять происшедшее и двигаться далее. Так же и погибель брата. Я принял ее и иду далее. Наверняка, уже там, в другом мире, я совсем усвою, какова была моя роль. Мой младший брат от меня огреб в свое время, но трудно судить, что было первопричиной. От родителей доставалось мне, а ему от меня. Младший постоянно громоотвод в семье, даже самой безупречной. Это энергетически так. Брат отхватил различные заболевания, психосоматику, он был еще наиболее ласковым, чем я. Опосля того, что он сделал, я начал «пробуждаться», осознавать, какой жизнью живу. Я узрел, чем все может окончиться, при этом практически — я ездил забирать брата, примерял костюмчик на себя, чтоб его одеть, перевозил гроб. Это было страшно и при всем этом безрассудно скучновато. Таковой тоски, скукотищи и бессмысленности я до сего времени не испытывал. И решил, что такового со мной никогда не обязано случиться. Очевидно, все мы смертны, но можно умереть духовно за длительное время до того, как закончится твое физическое существование. Человек, из которого ушел дух, самое глупое существо на свете. Ничего скучнее не бывает. Античные римляне гласили: помни о погибели — и это верно, я сейчас живу с данной нам идеей. Когда ты принимаешь данный факт, дорожишь каждым мигом и стараешься жить осмысленно. А скоро опосля этого я к тому же шейку сломал, что тоже сделалось собственного рода «звоночком». Ворачиваясь к драматургии, у героя есть «врата погибели», где он практически встречается со гибелью лицом к лицу. Опосля чего же у него «открываются глаза». У меня это вышло конкретно так. Естественно, я по-­прежнему рефлексирую, совершаю ошибки, но руководствуюсь в собственном выборе внутренним голосом, а не сделанными кем-­то клише.

— Самоизоляция была вам благотворным периодом?

— Нет, не таковым плодотворным, как хотелось бы. 1-ые недельки были достаточно активными, а позже я испытал такое состояние, когда сознание скукоживается. Так происходит, когда человек длительно находится в одном месте. Могу сопоставить это с сауной, где горяченный воздух, и спустя 10 минут ты больше уже не можешь мыслить ни о чем другом, не считая как о том, чтоб отсюда выкарабкаться. Не помнишь прочитанных книжек и глубочайших мыслей, становишься одноклеточным существом, которое мучается от жары. Как писал Чехов, если желаете запамятовать о дилеммах мира, купите для себя тесноватые башмаки. И помню, когда ослабили карантин, было тяжело расширить границы и вынудить себя выйти на улицу. Благодаря этому опыту я сообразил предшествующее поколение людей, которое жило при русской власти за «стальным занавесом». Им было трудно открыть себе иной мир, как и мне опосля месяца в запертой квартире было трудно поверить в то, что Москва еще больше. (Улыбается.)

— Вы ничего не писали в это время?

— Много читал и писал сценарий. «Российские бесы» — так будет называться мой последующий проект. Я обожаю жанр, в каком творил Булгаков, когда сверхъестественное встречается с естественным. А еще я замыслил написать книжку. Там про все то, что я говорил выше: дела 2-ух братьев, но это будет весьма светлая драма.

— Вы уже думаете о том, кто из актеров мог бы сыграть в данной нам картине?

— Естественно. Во-­первых, это я сам — я постоянно так делаю. (Смеется.) Во-­вторых, моя Маруся (актриса Маруся Зыкова. — Прим. авт.). Сабина Ахмедова, наша подруга. Они уже прочли сценарий. Еще есть несколько человек, которым я пока не гласил о этом.

"Я узрел, чем все может окончиться, при этом практически – я ездил забирать брата, примерял костюмчик на себя, чтоб его одеть, перевозил гроб"Фото: Мигель

— Маруся уже снималась в вашей короткометражке «1-ая любовь». Как трудно перебегать с личных на проф дела?

— Нормально. На съемочной площадке я превращаюсь в какого-­то фанатика, но при всем этом весьма проницательного. От меня актеры млеют, поэтому что я понимаю, что им необходимо — доверие. Ведь я и сам актер. Актеры как детки, им необходимо создавать удобные условия. И я на данный момент не про райдер, а про отношения. Актеры еще поглубже, чем сами о для себя задумываются и чем играют. Все работают по-­различному: кому-­то необходимо отсматривать плейбэк, кому-­то нет. Маруся это делает, она подойдет, поглядит: а, я все сообразила.

— Какую часть вашего домашнего времени занимают дискуссии о работе?

— Ранее мы почти все обсуждали, любой проект, в который нас утвердили, каждую пробу. На данный момент незначительно успокоились. Говорю: «У меня пробы завтра!» «Ага. Во сколько? Заберешь Мирру из школы?» (Смеется.)

— За те пару лет, что вы вкупе, вы очень друг дружку изменили?

— 5 лет прошло. И, как ни забавно прозвучит, осознавать друг дружку мы начали приблизительно годом ранее. 1-ое время мы помогали друг дружке, выручали духовно. А когда необходимость в этом отпала, поглядели друг на друга поновой: а что далее?..

— Почти все на этом шаге могли бы расстаться.

— Да, утверждение Фредерика Бегбедера, что любовь живет три года, просто в 10-ку. Опосля 3-х лет совместной жизни у нас с Марусей появились друг к другу вопросцы. Весь последующий год мы вопрошали, и лишь позже пришло какое-­то глубинное осознание и принятие друг дружку. Это умопомрачительно: оказывается, ты можешь с человеком жить три года, помогать ему, выручать, разделять общую кровать и быт — и лишь позже начать доверять. Я имею в виду глубинное доверие, когда ты знаешь, что она и без тебя управится и не нужна твоя поддержка круглосуточная. И вы выходите на совсем иной уровень отношений.

— Психологи говорят, что гармонические дела можно выстроить, лишь когда ты сам находишься в плюсе, самодостаточен.

— Пока ты сам несчастлив, ты будешь решать свои задачи через другого человека и так либо по другому его дергать и истязать. Мы с Марусей не одно копье сломали на этом. Она гласила: ты меня не понимаешь. И это правда. Я могу ее слушать, но я не могу заглянуть в глубь ее души и узреть, что там. Время от времени я «включал режим дровосека»: да я туп и нечуток, я не могу осознать твои мысли. Дай мне, пожалуйста, подсказку. Необходимо высказаться, а это трудно, поэтому что сами до конца себя не осознаем. Еще меня страшно раздражает выражение: моя 2-ая половинка. Выходит, я сам плохой? Я человек, а рядом 2-ой человек. Спасение о другого — это неправда.

— Для чего же жить вкупе, когда «период спасения» окончен?

— Открываются бездонные перспективы, мегадоверие. В отношениях себя узнаешь. Взять, например, ситуацию, когда я злюсь за что-­то на Марусю. Ключевое тут: злюсь я. Это моя эмоция. Какую же подсказку я получаю от жизни? Раз это я злюсь, я же могу и ликовать, я владелец собственных чувств, а как следует — и собственной жизни. Я сообразил, что у меня эта сфера совершенно не развита, мой чувственный ум как у пятилетнего малыша. До некого времени я зазорно прикрывался профессией: я же актер, могу перевернуть в гневе стол, хохотать во весь глас, когда все рыдают. По сути это отсутствие самоконтроля. Неважно какая физиологическая эмоция продолжается 6 секунд. А вот продлевать ее либо нет, мы избираем сами. Можем годами жить с обидой либо виной и удивляться, почему же мир таковой недобрый, брутальный? А оказывается, все дело в для тебя самом. Так же и в отношениях: когда ты не убегаешь от заморочек, а в конце концов на четвертом году жизни начинаешь договариваться, перед тобой раздвигаются горизонты.

"На данный момент я созрел для того, чтоб создать Марусе предложение. И я надеюсь, что этот штамп станет нашей счастливой печатью"Фото: Мигель

— Как вы относитесь к походу в загс? Не кажется ли для вас глуповатой мысль о том, что штамп в паспорте может что-­то зафиксировать? Ведь дела всегда изменяются, они как река.

— Я ранее жил в браке семь лет, развелся. Зависит от того, что вносит сам человек в этот штамп в паспорте. По сути это всего только отметка. Мы наделяем ее волшебной силой. Возжелал развестись — заплатил госпошлину и через две недельки получил иной штамп. Я прошел через это. Но на данный момент я созрел для того, чтоб создать Марусе предложение. Для меня это осознанная часть наших отношений. И я надеюсь, это станет нашей счастливой печатью. Хотя я понимаю истории, когда дама делает все вероятное, чтоб быть пригодной для мужчины, захватить его сердечко, а опосля официального дизайна брака все изменяется. И мужик в страхе: а что случилось? Ведь ранее все сходило с рук: куришь — кури, выпиваешь — пей, хочешь — иди с друзьями на футбол, я ужин приготовила, жду тебя. А здесь вдруг: ты принадлежишь мне, делай как я произнесла. Это как печальной обязана быть жизнь, чтоб печать сдерживала настоящие порывы? Естественно, зарекаться ни от чего же недозволено, но весьма надеюсь, что, поженившись, мы с Марусей не сойдем с мозга и не превратимся в каких-­то противных незнакомцев.

— Годом ранее вы с Марусей давали интервью нашему журнальчику, и помнится, тогда вопросец готовности к браку тоже дискуссировался. Как думаете, не утомилась женщина ожидать предложения руки и сердца?

— Может пройти еще лет 5. (Смеется.) Что означает: утомилась? Я думаю, в крайний год Маруся ощутила, что мы по сути сейчас вкупе как супруг и супруга. Я не замечаю ее вялости, может, она другое произнесет.

— В отношениях с Миррой примериваете на себя роль отца либо вы больше друг?

— Нет, это мой ребенок. Естественно, у нее есть родной отец, да и у нас с Миррой свои дела, свои дискуссии и интересы. Признаюсь, она тоже меня многому обучила. Поначалу я подсознательно ожидал и дулся: а почему она не проявляет ко мне энтузиазма? Это была глупейшая, банальнейшая ловушка, в которую я угодил. За дела меж ребенком и взрослым постоянно отвечает взрослый. Когда ребенок подступает с рисунком к папе и тот гласит: «Ага, здорово!» — на языке малыша это значит: отвали. И грандиозная разница, когда ты начинаешь разглядывать картину: какое колоритное солнце, а почему ты таковым цветом деревья нарисовала? Ты проявляешь заинтригованность. Через эти вопросцы я начал втягиваться в ее жизнь. А детки ведь весьма проницательный люд, сходу отзываются. Я сообразил, что в какие-­то моменты вел себя в точности как мой отец, повторял его ошибки. «Я тебя кормлю, обеспечиваю. Что еще нужно?». Оказалось, тебя нужно. Внимания твоего. Сейчас мы с Миррой в четыре утра вкупе ловили комаров, это нас соединило. (Смеется.) Позже я повез ее в школу, и мы вспоминали о этом. Нам постоянно есть что обсудить. Я чувствую ее своим ребенком, и все, что мне было надо создать, — заинтересоваться.

— Как думаете, каким папой вы станете?

— Думаю, что весьма потрясающим. Хотелось бы еще парочку деток. (Смеется.) С Марусей будем договариваться. Но я ей предоставлю все условия и буду помогать. Расскажу про свои недавнешние чувства, когда я сообразил, что к этому готов. Мы снимали четырехсерийный кинофильм, где я играл следователя, который выручает похищенного малыша. Машинка бандитов в лесу стоит, я подкрадываюсь к ней, достаю малыша, а он по сути дремлет. И все то время, пока мы репетировали, он тихо сопел на моем плече. Это не мой ребенок, но меня пронзало аж до пяток. Столько нежности рождалось во мне… Да, я медлительно «запрягаю», но покажите мне ту книжку, где написано, как следует.

Добавить комментарий